Тяжелые торосистые льды сковали Енисей. Толщина льда больше метра. Мартовское солнышко ослепительно сверкает на снежном покрове. Кое-где оголенные торосы переливаются всеми цветами радуги. Глубокие трещины причудливыми зигзагами идут в разные стороны. Над Енисеем стоит морозная дымка. По всем признакам, кон чается глухая пора, когда из рыбьего царства Енисея самым деятельным был налим. Теперь должны ожить окунь и щука.
Постепенно «оживают» и рыболовы. Не сидится им дома. Все чаще идут они тяжелой походкой по Енисею к своим заветным местам пытать «счастье». Сладостная дрожь от ощущения тяжести на лесе так и манит на реку. Разве можно их чем-нибудь удержать, когда кажется, что полосатые красавцы окуни только и ждут мормышки? Смотрите как привязать леску к мормышке.
Облюбовав место, рыболов быстро снимает полушубок и, поплевав на руки, с рвением вгрызается пешней в метровую толщу льда. Небольшой перекур, и неторопливые подергивания короткой удочкой. Но что это такое? Сначала слегка ослабла, а затем натянулась леса… В руках ощутилась тяжесть, учащенно бьется сердце, и вскоре весело прыгает на льду красноперый горбач…
Рыболов не чувствует холода, времени, ему некогда поесть, даже закурить. Все внимание — на лесе…
Уже и сумерки наступают, а рыболов все сидит. Около него горка рыбы, запорошенной снегом, словно кто-то посыпал мукой. Но пора и домой. Последний счет до ста, а вдруг в этот промежуток будет еще поклевка? Но поклевки нет: отошла стая. Хватит… Впереди гирляндами замелькали огни Красноярска. Размеренно и деловито живет город, прижавшись к суровому Енисею. Все ближе очертания парка отдыха. Скрипит под ногами снег, позванивает сзади пешня. На душе хорошо от полученного удовольствия и приятной тяжести в рюкзаке…
Целую неделю мой приятель страстно убеждал меня в том, что он сделал разведку и нашел прекрасное место, где окунь прямо «кишит».
— Ты знаешь, вчера один парень с Ладейки поймал на мормышку уйму окуней и двух налимов. Окуни — как лопата. Таких ломтей выворачивал — прямо аж завидно. И что удивительно: налим брал днем! Может, сходим в выходной?
— А где это место?
— Против Ладейки. У острова тянется коса, а около нее заводь. Замечательная заводь: разная глубина, много топляков. Они-то, наверное, и привлекают окуня.
— Это немного выше боны, где мы язя ловили в проводку? Ну что ж, сходим. Только пешню надо бы подточить и съездить в Ба- заиху за мормышем.
— Ничего не надо. Пешня и мормыш у меня готовы. Я даже на прикорм в три лунки бросил. Лунки закрыл. Не замерзнут. Ранним мартовским утром, прихватив, кроме всего прочего, два куска фанеры, мы направились к новому месту.
Город еще спал. Морозная дымка окутала туманом деревья. Под ногами, словно стекло, хрустели раздавленные льдинки. Не заметили, как подошли к месту. Уже рассвело. Синевой отливает снег, тихо и спокойно на Енисее, только изредка слышится треск льда да заливистый лай собак. Утренний морозец по-настоящему прихватил лунки, хотя Иван и присыпал их снегом. Быстро укладываем рюкзаки, и вот пешня уже делает размеренные движения вокруг лунки. Одна, другая, третья — все очищены.
Закуриваем. Показался знакомый рыболов.
— Давно пришли?
— Нет, только лунки расчистили.
— А живца прихватили?
— С десяток. Хватит на сегодня.
— Мало. Надо ближе к струе лунки нарубить и поставить жерлицы: таймень ходит. Давеча выскочил с той стороны, хватанул мою мормышку… так его и видели: ушел вместе с ней.
— А блесны пробовал?
— Нет, темно стало. Попробую сегодня. А погодка-то какая чудная стоит! Будет дело, хлопцы.
— Ну что же, приступим?
— Приступим.
С этими словами все заняли свои места. Я лег и заглянул в лунку. Вода настолько чистая, что на дне отчетливо виден каждый бугорок Медленно проплывают ельцы, серые ерши и изредка полосатые окуньки, то приближаясь, то удаляясь от вздрагивающей мормышки. Вдруг словно по команде метнулась мелочь в сторону. Небольшая щучка остановилась как вкопанная около мормышки, быстро шевеля плавниками, а затем, поразмыслив, медленно скрылась… Неистово заколотилось сердце, готовое выскочить из груди; я даже затаил дыхание. «Ну, — думаю, — сейчас ты, голубушка, попрыгаешь на льду…» Лихорадочно нацепляю ядреного мормышка и опять опускаю на дно. Медленно поднимая, подергиваю мормышку. Тотчас же у кромки льда показался какой-то сизый треугольник большой головы, и не успел я опомниться, как последовал толчок, натянулась под тяжестью леса. Инстинктивно приподнимаю ее кверху — и вот уже полукилограммовый окунь переворачивается с головы на хвост, подставляя лучам восходящего солнца запорошенные снегом полосатые бока и красный хвост.
Одна поклевка следует за другой. Окуни, словно соревнуясь, жадно хватают вкусное лакомство. Я так увлекся ловлей, что даже не обратил внимания, как настойчивый морозец начал холодить руки и ноги.
С трудом встаю. Оранжевый круг солнца уже поднялся высоко, слепит глаза искрящийся снег. Мои товарищи лежат на льду, словно уснули, и только шевелящиеся кончики удочек показывают, что они не спят. У моей лунки застыла горка разбросанных окуней. Время одиннадцать часов. Чтобы согреться, долблю еще лунку. Лед в этом месте оказался очень толстым — больше метра.
К великому огорчению, дорубился чуть ли не до дна — всего тут каких-нибудь три вершка воды; у края льда лежит покрытый илом топляк — бревно, а около него со дна выделяются какие-то пузырьки. Это маленький родник.
«Где уж тут быть рыбе!» — огорченно думаю я и решаю прорубить новую лунку — подальше от берега.
На этот раз глубина подходящая — на «всю» леску. Ровное песчаное дно и легкое течение предвещает хороший клев. Подошли мои друзья, предложили закусить и поставить жерлицы на вечернюю зорьку. Сказано — сделано. Установка жерлиц и немудреный обед заняли каких-нибудь полчаса, и вот опять мы лежим на льду, изучая подводное царство. Где-то в глубине шевелится мормышка, а поклевок все нет. Изредка подплывают ерши, деловито шевеля ртом, и также медленно уплывают. Где же окунь? Куда он девался? Почему не берет? Время уже к закату, испробованы блесны, брошена в лунку пригоршня мормыша, а рыбы нет! С досадой поднимаюсь и иду к своим коллегам. У них то же самое: плохо. С неохотой и подавленным чувством направляюсь к лунке, где всего лишь два вершка воды. «Дай, — думаю, — хоть попробую». Небрежно опускаю мормышку и… о, удивление! — Рука ощущает привычный толчок и повиснувшую на крючке рыбу. Уже не видно мормышки, а поклевки следуют одна за другой…
Лишь наступившая темнота заставила прекратить ловлю. Нашему удивлению не было границ. Возвращаясь домой, мь установили причину «странного» поведения окуня. Лежащий на дне топляк и мелкое место, оказывается, были надежным укрытием для мелкой рыбешки, а родничок давал им нужный кислород. Крупный хищник, метаясь по всему плесу, не мог добраться сюда. А окуню, мелкой щуке и налиму тут самое подходящее место.